Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]
— Новенькие дерутся из-за воды, — пояснил Бухер. — Если бы не Маанер, не знаю, что бы мы делали. Он там быстро навел порядок. Сейчас все стоят в очереди. Нам здесь надо сделать то же самое, иначе они опять опрокинут ведро.
Вновь прибывшие поднялись с земли.
— Становись в очередь! — Крикнул Бергер. — всем хватит. Воды много. Кто полезет без очереди, не получит ни капли!
Все покорно выстроились друг за другом. Лишь двое бросились к ведру, но их тут же сбили с ног дубинками. Агасфер и 509-й вынесли свои кружки, и дело пошло.
— Ну что, сходим еще разок? — обратился Бухер к Розену и Зульцбахеру, когда ведро опустело. — Теперь уже, наверное, неопасно.
Возвратились с кухни дежурные. На вновь прибывших им ничего не выдали. Сразу же вспыхнул скандал. В секциях «А» и «Б» дело дошло до драки. Старосты секций ничего не могли сделать. У них остались почти одни мусульмане, а новенькие были крепче и ловчее.
— Придется им что-нибудь выделить, — тихо сказал Бергер 509-му.
— Только баланду. Хлеб — ни в коем случае. Нам он нужен больше, чем им. Мы слабее.
— Именно поэтому и придется поделиться с ними. Иначе они сами у нас все отнимут. Ты же видишь, что там творится.
— Да, но отдать надо только баланду. Хлеб нужен нам самим. Давай поговорим вон с тем, которого зовут Зульцбахер.
Они отозвали его в сторону.
— Послушай, — сказал Бергер. — На вас мы сегодня ничего не получили. Но мы поделим с вами баланду.
— Спасибо, — ответил Зульцбахер.
— Что?
— Спасибо.
Они удивленно смотрели на него. В лагере не принято было благодарить.
— Ты можешь нам помочь? Ваши опять все опрокинут, а второй раз, сам понимаешь, никто нам ничего не даст. Есть среди вас еще кто-нибудь, на кого можно рассчитывать?
— Розен. И те двое, рядом с ним.
Ветераны и четверо новеньких встретили своих дежурных, возвращавшихся с кухни, окружили их плотным кольцом, и только после того, как Бергер построил остальных своих подчиненных, они поднесли принесенную еду ближе.
Началась раздача. У новеньких не было мисок. Им приходилось тут же, стоя, съедать свои порции и отдавать миски другим. Розен следил за тем, чтобы никто не подходил дважды. Кое-то из старожилов недовольно ворчал.
— Завтра получите свою баланду обратно, — успокаивал их Бергер. — Вы ее сегодня просто одолжили им. — Он повернулся к Зульцбахеру. — Хлеб нам нужен самим. Наши слабее, чем вы. Может, утром они уже что-нибудь выдадут на вас.
— Хорошо. Спасибо вам за баланду. Завтра мы отдадим вам ее обратно. А где нам спать?
— Мы освободим для вас часть нар. Вам придется спать сидя. И все равно на всех места не хватит.
— А вы?
— Мы пока будем здесь, на улице. Потом поменяемся. Мы разбудим вас.
Зульцбахер покачал головой.
— Если они уснут, — их уже будет не растолкать.
Часть новеньких уже спали прямо перед бараком с открытыми ртами.
— Пусть лежат, — сказал Бергер. — А где остальные?
— В бараке. Сами нашли себе места. И в темноте их уже оттуда не выкуришь. Придется, наверное, сегодня оставить все как есть.
Бергер взглянул на небо.
— Может, сегодня будет не так холодно. Сядем у стены, вплотную друг к другу. У нас есть три одеяла.
— Завтра все должно быть по-другому, — заявил 509-й. — В нашей секции не принято действовать нахрапом.
Они сидели у стены, тесно прижавшись друг к другу. Снаружи сегодня оказались почти все ветераны, даже Агасфер, Карел и «овчарка». Здесь же были Зульцбахер с Розеном и еще около десяти новеньких.
— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал в ответ Зульцбахер.
— Ерунда. Ты за других не в ответе.
— Я могу подежурить внутри, — предложил Карел. — Сегодня ночью умрет шесть наших. Они лежат справа от двери. Когда они умрут, мы можем их вынести и по очереди спать на их местах.
— Как ты узнаешь в темноте, умерли они или нет?
— Очень просто. Если наклониться к лицу совсем близко, сразу услышишь — дышит или нет.
— Пока мы их вытаскиваем, их места уже сто раз займут, — возразил 509-й.
— Так я же и говорю! — увлеченно подхватил Карел. — Как только кто-нибудь умрет, я приду и скажу вам, и кто-нибудь из вас сразу же ляжет на его место, а его мы вынесем!
— Хорошо, Карел, — согласился Бергер, — подежурь.
Становилось все прохладнее. Из барака то и дело доносились какие-нибудь звуки: заключенные стонали, бормотали, испуганно вскрикивали во сне.
— Боже мой, — произнес Зульцбахер, обращаясь к 509-му. — какое счастье! Мы ведь думали, что это лагерь смерти. Хоть бы они не отправили нас дальше!..
509-й не отвечал. «Счастье… — повторил он мысленно. — А ведь действительно…»
— Расскажи, как вас гнали, — попросил через некоторое время Агасфер.
— Они расстреляли всех, кто не мог идти. Нас было три тысячи…
— Это мы знаем. Ты уже говорил это не раз.
— Да… — вяло подтвердил Зульцбахер.
— Что вы видели по дороге? — спросил 509-й. — Что делается в стране?
Зульцбахер задумался.
— Позавчера нам повезло — вечером было вдоволь воды, — произнес он, наконец. — Люди иногда давали нам что-нибудь. Иногда нет. Нас было слишком много.
— Один парень ночью принес нам четыре бутылки пива, — вставил Розен.
— Да я не это имею в виду! — нетерпеливо перебил их 509-й. — Как выглядят города? Разрушены?
— Мы шли не через города. Мы их всегда обходили.
— Ну хоть что-нибудь вы видели?..
Зульцбахер посмотрел на 509-го.
— Что можно увидеть, если ты еле ноги передвигаешь, а сзади стреляют?.. Поездов мы не видели.
— А почему ваш лагерь закрыли?
— Фронт был уже близко.
— Да?.. А еще что вы знаете о фронте? Ну говори же! Говори! Где находится Ломе? Сколько километров от Рейна? Далеко?
У Зульцбахера слипались глаза, он отчаянно боролся со сном.
— Да… Порядочно… Километров пятьдесят… а может, семьдесят… Завтра… поговорим… Спать… хочу… — голова его упала на грудь.
— Примерно семьдесят километров, — сказал Агасфер. — Я там был.
— Семьдесят? А отсюда? — 509-й принялся вычислять расстояние между их лагерем и Ломе. — Двести — двести пятьдесят…
Агасфер покачал головой:
— 509-й, ты все время думаешь о километрах… А ты хоть раз подумал о том, что они могут сделать с нами то же самое — лагерь закрыть, всех построить и по этапу… Только куда? А что будет с нами?.. Мы же не можем идти.
— Тем, кто не может идти — пуля в затылок!.. — встрепенувшись, выпалил Розен и в то же мгновенье опять заснул.
Все молчали. Так далеко в будущее они еще не заглядывали. Теперь оно само вдруг повисло над ними, словно жуткая, грозовая туча. 509-й неотрывно смотрел, как громоздятся друг на друга серебряные облака в темном небе. Потом перевел взгляд на тускло поблескивающую дорогу в долине. «Не надо было отдавать им баланду… — мелькнуло у него в мозгу. — Мы должны копить силы для марша, если погонят по этапу. Хотя — от одной миски баланды не разжиреешь; этих „калорий“ хватило бы на каких-нибудь пять минут ходьбы. А их гнали пять дней подряд…»
— Может, они не будут расстреливать тех, кто останется?.. — произнес он вслух.
— Конечно, нет, — лениво съязвил Агасфер. — Они выдадут им новую одежду, накормят их на прощанье мясом и помашут ручкой…
509-й посмотрел на него. Лицо старика оставалось невозмутимым. Его уже трудно было чем-нибудь испугать.
— Лебенталь идет, — сказал Бергер.
— Лео, ну что там слышно, в Большом лагере? — спросил 509-й Лебенталя, когда тот подсел к ним.
— Они хотят сбыть с рук как можно больше новеньких. Левинский узнал об этом от рыжего писаря. Как они их собираются «сбывать с рук», пока неизвестно. Ясно только, что они постараются это сделать как можно быстрее. Чтобы легче было списать трупы: «последствия длительного марша при переброске в другой лагерь» — и дело с концом.
Кто-то из вновь прибывших закричал во сне, всплеснув руками, и тут же вновь захрапел с широко открытым ртом.
— Так значит, в расход пойдут только новенькие, или?..
— Левинский и сам не знает. Но он велел передать, чтобы мы были осторожны.
— Да, нам надо быть осторожными. — 509-й помолчал немного. — Это значит, что мы должны держать язык за зубами. Он ведь это имеет в виду, а?
— Конечно. А что же еще?
— Если мы предупредим новеньких, они затаятся, — заявил Майер. — И если эсэсовцам понадобится определенное количество трупов, они не станут долго гоняться за новенькими, а сделают трупы из нас.
— Верно. — 509-й посмотрел на Зульцбахера, который спал, тяжело уронив голову на плечо Бухера. — Что будем делать? Помалкивать?
Это было тяжелое решение. Если эсэсовцы действительно устроят охоту на вновь прибывших и не наберут нужного количества жертв, они вполне могут наведаться в «отделение щадящего режима». Тем более что новенькие покрепче, чем обитатели Малого лагеря.
Они долго молчали.
— Какое нам до них дело? — сказал наконец Майер. — Мы должны в первую очередь думать о себе.
